Во все времена человек стремился получить всё больше и больше: знания, власти, славы, достатка, счастья, гармонии… Сейчас хорошо изучены множество традиций, которые вывели свои формулы для обретения любого из сих благ. И всё же не похоже, что мудрость, накопленная в веках сделала жизнь современного человека лучше. Даже напротив, похоже, что доступность любого знания и безграничное изобилие нашей эпохи, только обострило недостатки и лишь усилило страдания этого вечно страждущего.

Современная пси-индустрия напоминает шведский стол — возьмите «осознанность», добавьте коучинг, присыпьте нейробиологией, приправьте позитивом. Но почему после очередной сытной трапезы не становится лучше? Почему чем больше употребляется микстур, советов и объяснений, тем меньше толку? Как в анекдоте про лося, который всё пьёт и пьёт, а ему всё хуже и хуже.

История подстреленного на водопое животного поучительна. Говорящий лось точно знает свою жажду и приходит на водопой, как изголодавшийся по благу клиент, который замирает перед блестящим прилавком. Но проблемы у этих двоих возникают в совсем другой сфере, которая не попадает в поле их зрения, не отражается в сознании. Со стороны их фатальное заблуждение выглядит комично, но самому говорящему существу, которому действительно нехорошо, бывает не до смеха.

Душевное страдание возникает там, где сознание бессильно и нет очевидных для ума смыслов. Между тем современные специалисты предлагают готовые решения именно для тех потребностей, которые понятны. Массмаркет пси-услуг чутко откликается на запрос простых благ, не принимая во внимание ранение на уровне бытия субъекта, на уровне его исконной травмы. Взамен того чтобы в тёмную обрабатывать край душевной раны, оказывается проще предложить человеку ясный рецепт, затыкая ему рот.

Но нет никакого толку поить раненого зверя, если ему даровано говорить. Одно говорящее существо никогда не обращается к другому лишь ради удовлетворения озвученной потребности. За просьбой «накормить» всегда стоит нечто более тревожное и менее постижимое. Человек нашей эпохи зачастую ведёт себя как забывший о сфере своей душевной жизни говорящий лось, который настойчиво запрашивает комфорт, самореализацию, развитие, отношения и искренне полагает, что от насущного удовлетворения ему станет легче.

Как помочь этому существу, страдание которого настолько реально, но сознание которого настолько жаждет жирной иллюзорной снеди?

Этот вопрос возник задолго до нашей эпохи. Мудрость древних традиций актуальна по сей день, но требует тщательной проработки с учётом особенностей мышления современного человека. И здесь для нас, как для субъектов капиталистической модели общества, ключевым становится вопрос: как не превратить истинное мастерство в ширпотреб? Ведь настоящие сокровища бесценны, они не могут обслуживать рыночный обмен, тогда как сейчас наследие духовных практик массово подгоняется под потребителя по сходной цене в базарный день.

Одним из редких примеров серьёзного подхода к древней традиции является психоанализ лакановского толка — передовая практика, изобретённая для субъекта современности, которая переработала и вобрала в себя черты радикальных дзен-буддистских техник.

В 1952 году Жак Лакан открыл свой первый Семинар словами о технике Дзен: «Мастер прерывает молчание неважно чем — сарказмом или пинком ноги». Такое вступление не было эстетическим реверансом. Это было декларацией позиции психоаналитика и далеко не случайной отсылкой.

В те годы Лакан занимался китайским языком у выдающегося синолога Поля Демиевиля, изучавшего наследие Линь-цзи (臨濟, IX век) — основателя радикальной школы буддизма Чань. Линь-цзи атаковал догматы поступательного духовного развития, которые отчётливо перекликаются с современной логикой накопления капитала. Мастер новой формации высмеивал сидячую медитацию «с языком, приклеенным к нёбу», и применял внезапные отрезвляющие воздействия: пощёчины, удары палкой и знаменитое катцу (喝) — резкий выкрик, лай, который вырывается, когда ученик «запутался в паразитических лианах пустых слов».

Эти приёмы были напрочь лишены значения, они не удовлетворяли аппетит к всезнанию и не потчевали смыслами. Они подчёркивали внесмыслицу, которая выбивала из седла «здравого» рассуждения и провоцировала эффект мгновенного озарения или хотя бы удивления до состояния неуверенности, состояния «я не понимаю». Дело мастера — воспрепятствовать иллюзорному намерению познать окончательную истину и пробудить от воображаемой грёзы о полноте представлений о своей жизни.

Именно эта позиция — действовать точечно, непредсказуемо — стала для Лакана ориентиром в разработке техники психоаналитического вмешательства.

В 1947 году вышла фундаментальная работа Демиевиля «Духовное зеркало», которая подвела Лакана к пересмотру теории стадии зеркала. Из этого исследования родился его термин «зеркало без блеска» — miroir sans éclat. В буддийской практике зеркало должно перестать отражать, стать пустым, чтобы открыть путь к истине. Лакан перенял эту идею, но переработал: аналитик стремится к положению пустого зеркала не для того, чтобы субъект растворился в просветлении, но чтобы он смог отделить объект-причину своего желания от отражённого образа себя самого, в отождествлении с которым он отчуждён.

Лакановский психоанализ и Дзен-буддизм сходятся в нескольких принципиальных точках.

Работа с языком — но по-разному.
Дзен предостерегает: слова — ловушка. Лакан вслед за апостолом Павлом уточняет: да, всякое слово изречённое — есть ложь, но только в речи образуется бессознательное, структурированное подобно языку. Поэтому нужно не медитировать в молчании, но напротив — говорить всё, что приходит в голову, и слушать то, что проговаривается невзначай. Истина нуждается в словах, потому что мерцает между ними — в оговорках, паузах, повторах.

Краткость воздействия.
Дзен-практика школы Чань делает ставку на мгновенное просветление, а не на поступательное развитие и накопление знания — один удар палкой может сработать лучше десятилетий медитации. В лакановской практике сеансы переменной длительности завершаются в момент проблеска бессознательного, поскольку продолжение рискует утопить эффект внезапности в гуще пустого заговаривания.

Недоверие к понятному.
Линь-цзи учил: «Понимать или не понимать — всё это ложно». Лакан в Семинаре III подхватывает: «Если вы что-то поняли, лучше об этом помалкивать (…) раз вы поняли, значит неправы». Понимание — это способ подогнать непостижимое под уже известное. Поняв, мы проходим мимо истины и выстраиваем сопротивление. В одном из поздних Семинаров Лакан назовёт это «неодураченностью» — тот, кто не контролирует глупость своего понимания, блуждает в неврозе. Психоанализ — это контролируемая глупость или паранойя, как допускаемая, но не слепая уверенность.

Опора на пустоту.
В Дзен пустота образуется в свободе от привязанностей. У Лакана объект, а — это пустотелая причина желания, лакуна Реального. В Семинаре XIII Лакан говорит о круге, который «определяется своей дырообразующей ценностью». Объект, а как выпадающий связан с учреждением субъекта как разделённого. Сепарация выпадающего объекта в момент приближения к пустоте — это и есть реализация разделённого субъекта.

Включённость тела.
Линь-цзи провозглашал: «Всем своим телом я действую на вас», делая упор на присутствие в действии, а не на объяснение. Так же и лакановский аналитик вкладывает своё тело, физически воплощая собой объект-причину желания анализанта. Интерпретация — это не мудрая сентенция. Это может быть жест, взгляд, прерывание сеанса, повторение слова с другой интонацией. Лакан говорил: «Муха или оса, или любое нечто, производящее шум, может исполнить свою функцию и поставить под вопрос иллюзию я». Но это «любое нечто» является не абы чем, а точным выцеливанием пустоты отсутствия исконно утраченного объекта.

Первые слова Семинара I — «изыскание смысла» — обозначают ставку раннего периода лакановского учения. Задача состояла в том, чтобы «заново ввести регистр смысла на подобающий ему уровень» — перевести смысл из иллюзии Воображаемого на уровень истины Символического. Интерпретация должна быть краткой, чтобы сподвигнуть к самостоятельному поиску смысла в послании собственного бессознательного.

Но затем происходит принципиальный перекрут. В Семинаре XI, через десять лет, Лакан обозначает курс на реальное бессмыслицы. Интерпретация призвана обособить в субъекте «ядро — kern — бессмыслицы», вытащить на поверхность «означающие элементы ни к чему не сводимые, из бессмыслицы состоящие». Существенно не само по себе истолкование, а то, чтобы субъект сумел разглядеть, какого именно означающего — бессмысленного, травматического — он оказался подданным.

В завершение Семинара XI Лакан заявит: «Оказаться в роли Тиресия — этого аналитику недостаточно. Нужно вдобавок, чтобы у него были титьки». Имеется в виду, что кроме того чтобы «ведать» истину, аналитику нужно выдать присутствие причины желания субъекта — воплотить своим присутствием пустотелость объекта а. Это психоаналитическая версия буддийской пустоты, отлитой в форму либидо. Как мастер Дзен действует непредсказуемо, так и психоаналитик представляет себя объектом-причиной желания, чтобы вызвать присутствие Реального пустоты.

В пункте Реального пути древней традиции и современного учения принципиально расходятся.

Дзен-буддизм полагается на веру в пробуждение, когда ученик «очистится как руда и отполируется как бронзовое зеркало», обретёт сверх-знания, и «тело его засияет само собой». Это ориентация на потустороннее освобождение, на возвращение к изначальной чистоте. Конечная цель — растворение в пустоте, где нет ни страдания, ни желания, ни самого я.

Лакан комментирует это в своём импровизированном ответе «О желании смерти, сне и пробуждении»: «Жизнь грезит о том, чтобы ускользнуть от самой себя. Тем не менее жизнь реальна, а это возвращение мифично». Пробуждение в смысле буддийской нирваны — это сон о пробуждении, грёза о полном освобождении. Полное просветление так же недостижимо, как смерть при жизни.

Сновидение, по Фрейду, упокаивает — помогает не просыпаться, стоит на страже сна как процесса поддержания жизни. Лакан уточняет: сновидение — это пункт подключения Символического, здесь язык подключается к телу, препятствуя пробуждению. Сновидение на службе желания жить. Тогда как желание проснуться располагается на стороне смерти. Полное пробуждение = смерть для символического тела говорящего существа.

Лакан подчёркивает: и жизнь, и смерть невозможны, но их невозможности различны. «Жизнь — это нечто совершенно невозможное, что может грезить об абсолютном пробуждении». Невозможность жизни означает, что она не может быть схвачена: «Жизнь не постигается, тело ничего от неё не схватывает, оно просто её несёт». Но и у смерти своя невозможность: «Мы никогда не пробуждаемся: желания поддерживают сны».

Психоанализ ориентируется на пробуждение к Реальному, а не от него. Не к трансцендентной истине за пределами мира, а к наслаждению, которое затрагивает тело на пути каждого говорящего существа. Не уподобление всех в просветлении, но выделение странности каждого субъекта, отмеченного необходимостью жить со своим симптомом или синтомом — с тем уникальным и несовершенным способом, каким он заузливает воедино регистры своего бытия.

В Семинаре XX Лакан скажет о буддизме: «Лучшее, что дал буддизм — это Дзен, а Дзен состоит в том, что на вопросы твои тебе, дружок, отвечают лаем. Но когда нужно из этого ада [окружающей действительности], как говорил Фрейд, выбраться, лучшего выхода поистине не найти».

Психоанализ лакановского толка работает не с симптомами, а со структурой. Не пытается «починить» человека под стандарт, а помогает обнаружить уникальный шифр судьбы в его собственной речи. Здесь нет культа теории, предназначенной для усвоения, нет специальных навыков и качеств, которые следует накопить. Есть только пространство, свободное для речи, слух аналитика и его точечное вмешательство, направленное на разрыв замкнутого круга зеркальных кажимостей.

Специфика подхода в том, что он затрагивает не воображаемые представления о проблеме, а ищет направление к Реальному, к тому, вокруг чего структурируется желание и совершаются выборы вне пределов сознательного контроля. Такое продвижение принимает симптом в союзники, не купирует его, но преобразует отношение субъекта с наслаждением от страдания. Не обещает чудесного исцеления, но помогает достойно обойтись с тем, что Фрейд называл «обыкновенным человеческим несчастьем».

Психоанализ лакановского толка делается в стиле Дзен, но никак не является модернизированным гибридом этой духовной практики. Скорее, это прикладной клинический подход, выработанный в европейской традиции на основе открытия Фрейда и радикально переосмысленный Лаканом в диалоге с философией, наукой и восточной мудростью — с оглядкой на неё, но за вычетом иллюзии о полном пробуждении.

Этот подход не гонится за популярностью. Он требует готовности держать речь, постепенно учит иметь дело с неопределённостью и принимать ответственность за выбор способа наслаждения. И именно эта позиция — отказ от готовых рецептов, от иллюзии окончательного решения, от грёзы уподобления — и определяет его клиническую действенность на уровне структуры субъекта. Потому что в конечном счёте вопрос не в том, чтобы напоить, накормить и приголубить страждущего, но в том, чтобы выслушать и расслышать речь человека, как одушевлённого существа, говорящего телом.